Разбор взглядов одного ревизиониста

Если кто не в курсе, есть такой ревизионист марксизма Парфёнов, который исходит из того, что для перехода на новый уровень (общественного развития – ред.) необходим новый технологический уклад, а это якобы возможно через развитие IT, которое даст искусственный интеллект и всеобщую роботизацию. 

В принципе ход его рассуждений не нов. Так как рабовладение свергли не рабы, а феодализм не крестьяне, то его предположения, что и капитализм могут свергнуть не пролетарии, а кто-то не вписанный в капиталистическую систему, выглядят резонными, и до того нередко высказывались. В своих теоретических построениях из них исходили Герберт Маркузе и называвший себя постмарксистом левый диссидент А.Н. Тарасов. Тем более что нынешний пролетарий, по крайней мере в империалистическом ядре, в систему вписан, бороться внутри неё за увеличение зарплаты может, желать каких-то улучшений внутри системы может, но с моральной готовностью к борьбе за слом системы у него всё как-то кисло. В странах периферии несколько иная ситуация, но сейчас речь не об этом.

Однако, что предполагает Парфёнов? По его мнению, для социалистической революции должен сначала развиться и окрепнуть новый технологический уклад. А где он видит зародыш этого уклада? В свободном программном обеспечении (ПО), которое в силу своего открытого кода работает лучше, чем лицензионное, где каждый выпуск новой версии происходит в авральном порядке, в силу этого всё получается с кучей ошибок, кривое и глючное. К тому же Свободное ПО должно быть доступно всем без дискриминации. В последнее время с этим, впрочем, наметились проблемы («Санкционное давление докалилось и до Linux»), и неизвестно как будет дальше.

Однако в рассуждениях Парфёнова есть куда более серьёзные просчёты. По его мнению, разработать этот самый новый технологический уклад должны сливки хайтека из Европы и США, там мол есть для этого и ресурсы, стянутые со всего мира, и кадры энтузиастов. Однако, чтобы заниматься таким делом, как создание нового, да ещё и на энтузиазме в свободное время, нужно до этого получить очень хорошее и качественное образование, а ныне с массовой школой в странах империалистического ядра стало как-то совсем печально. И это не историческая случайность, а результат сознательной политики — буржуазия как огня боится формирования у учеников систематического мышления, ведь с ним рано или поздно пойдёшь до понимания системных уязвимостей самой капиталистической системы, потому решено с системным образованием завязать. Однако попутно проседает и сам общий уровень образования, так как несистематизированные груды фактов укладываются в головах крайне плохо, и по итогу в голове большинства закончивших школу остаётся ноль. Впрочем, для работы на простых работах это неважно, а просадка технического уровня буржуазию стран империалистического ядра совсем не беспокоит, тем более что она привыкла черпать кадры из (среды – ред.) мигрантов. хотя и этот источник вскоре может истощиться. Так что, если какое-то время прогресс, включая прогресс в IT-сфере и связанных с ним отраслях, может как-то держаться на старых кадрах, но проводить тут технологическую экспоненту в будущее не получится.

Однако вернёмся к Парфёнову. В принципе его взгляды — это взгляды технаря, который приблизительно помнит из школы переход от феодального натурального хозяйства к мануфактурам и промышленной революции, боготворит технический прогресс и не знает многих связанных с этим нюансов. Во-первых, переход от эксплуататорской формации к неэксплуататорской едва ли может быть полностью изоморфен переходу от одной эксплуататорской формации к другой, он, скорее, должен быть обратен переходу от доклассового общества к классовому, а там отнюдь не технический уровень общества играл ключевую роль, так как излишки продуктов могли возникать и на доклассовом уровне, однако автоматически сами по себе они классового общества не создавали. Кроме того, даже уже получившееся классовое общество в результате протоклассовой реакции могло во многом вернуться к доклассовому состоянию, но откат технического прогресса тут был отнюдь не обязателен.

Кроме того, у технарей со школы осталось упрощённое представление, что буржуазные отношения шли всегда рука об руку с техническим прогрессом. Однако это не вполне так, ибо изначальным толчком для перехода от феодализма к капитализму послужили Великие Географические Открытия, которые, конечно, тоже можно косвенно связать с прогрессом в мореходных технологиях, однако не менее важны полученные при этом европейцами ресурсы и возможность избавляться от потенциально горючего человеческого материала, сплавливая часть нищающих народных масс в колонии. Если бы не колонии, то переход в Европе к капитализму был бы куда более затянутый, а не лавинообразный, и, вероятно, более гуманный по отношению к народным массам. Без колоний индустриализация по английскому образцу была бы невозможна, хотя это не ставило бы крест на промышленном развитии вообще, история знает и куда более гуманный в отношении народа парагвайский вариант (Кстати, если бы у нас победили декабристы, то скорее всего индустриализация прошла бы по-парагвайски, во всяком случае программа А. Пестеля предполагала нечто подобное).

Кроме того, при колониализме на производство в колониях со стороны метрополий накладывались очень суровые ограничения, в некоторых случаях, как на островах Карибского Бассейна, даже гвозди делать запрещали. Таким образом колонии держались на коротком поводке экономической зависимости. Так что однозначно увязывать господство буржуазии с техническим прогрессом неверно. Примеров регрессорской деятельности с их (буржуазии – ред.) стороны тоже хватает, а отсюда следует очень важный вывод — нет ничего невозможного и сейчас в том, что развитие опасной для господства буржуазии технологии может быть просто тупо приостановлено административными запретами или ещё каким-то внешним способом. Наивно думать, что новые технологии будут расти сами собой. Если не будет их социальной востребованности, их ждёт судьба в лучшем случае турбины Герона (имеется в виду прототип паровой турбины, созданный в I веке нашей эры Героном Александрийским. В условиях рабовладельческого строя поздней античности паровая турбина не имела промышленного значения – ред.).

Вообще главная ошибка таких рассуждений состоит в том, что неявно подразумевается, будто социализм должен каким-то образом сам зародиться, вырасти и окрепнуть в недрах капитализма. Прорасти, как прорастает растение. При это подразумевается, что буржуазия этот росток не заметит и не выполет то ли по недальновидности, то ли по жадности до новых технологий. Конечно, «и на старуху бывает проруха», что-то проворонить они могут, но следует понимать — любую альтернативу существующему порядку вещей буржуазия считает своей угрозой и старается уничтожить. И никакие законы общественного развития тут не помешают, полагаться на полностью стихийное развитие нельзя, социализм можно только построить. Представления о чисто стихийном развитии остались в XIX веке, в двадцатом веке у нас был товарищ Сталин, который как раз сформулировал, что социализм надо строить сознательно, также, как строят на реках плотины. Слово самому товарищу Сталину:

«Марксизм понимает законы науки, - все равно идет ли речь о законах естествознания или о законах политической экономии, - как отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их, изучить их, учитывать их в своих действиях, использовать их в интересах общества, но они не могут изменить или отменить их. Тем более они не могут сформировать или создавать новые законы науки.

Значит ли это, что, например, результаты действий законов природы, результаты действий сил природы вообще неотвратимы, что разрушительные действия сил природы везде и всегда происходят со стихийно-неумолимой силой, не поддающейся воздействию людей? Нет, не значит. Если исключить астрономические, геологические и некоторые другие аналогичные процессы, где люди, если они даже познали законы их развития, действительно бессильны действовать на них, то во многих других случаях люди далеко не бессильны в смысле возможности их воздействия на процессы природы. Во всех таких случаях люди, познав законы природы, учитывая их и опираясь на них, умело применяя и используя их, могут ограничить сферу их действия, дать разрушительным силам природы другое направление, обратить разрушительные силы природы на пользу общества.

Возьмем один из многочисленных примеров. В древнейшую эпоху разлив больших рек, наводнения, уничтожение в связи с этим жилищ и посевов считались неотвратимым бедствием, против которого люди были бессильны. Однако с течением времени, с развитием человеческих знаний, когда люди научились строить плотины и гидростанции, оказалось возможным отвратить от общества бедствия наводнений, казавшиеся ранее неотвратимыми. Более того, люди научились обуздывать разрушительные силы природы, так сказать оседлать их, обратить силу воды на пользу общества и использовать ее для орошения полей, для получения энергии.

Значит ли это, что люди тем самым отменили законы природы, законы науки, создали новые законы природы, новые законы науки? Нет, не значит. Дело в том, что вся эта процедура предотвращения действий разрушительных сил воды и использования их в интересах общества проходит без какого бы то ни было нарушения, изменения или уничтожения законов науки. Наоборот, вся эта процедура осуществляется на точном основании законов природы, законов науки, ибо какое-либо нарушение законов природы, малейшее их нарушение привело бы лишь к расстройству дела, к срыву процедуры.

То же самое надо сказать о законах экономического развития, о законах политической экономии, - все равно идет ли речь о периоде капитализма или о периоде социализма. Здесь так же, как и в естествознании, законы экономического развития являются объективными законами, отражающими процессы экономического развития, совершающиеся независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их и, опираясь на них, использовать их в интересах общества, дать другое направление разрушительным действиям некоторых законов, ограничить сферу их действия, дать простор другим законам, пробивающим себе дорогу, но они не могут уничтожить их или создать новые экономические законы».

(И.В. Сталин, «Экономические проблемы социализма», 1952 год).

Но тут-то и проявилась одна из самых важных проблем ХХ века. Получилось, что социализм — это не росточек, который будет расти сам, лучше его конечно поливать, но в крайнем случае он и так обойдётся. Нет, социализм ─ это проект, который нужно строить по чертежам, брать на себя ответственность, неизбежно ошибаться и потом разгребать последствия ошибок. Однако от осознания этого в сердце невольно поселяется страх ошибиться, «накосячить», взять на себя ответственность. Отсюда такое заметное явление как антисоветские левые, считавшие, что в СССР социализм был «неправильный» и ставящие его даже ниже, чем американский капитализм. Конечно, отчасти это можно объяснить и пропагандой, но всё-таки у значительной части из антисоветских левых была возможность узнать и об СССР или КНДР достоверную информацию, убедившись в лживости пропагандистских жупелов. Однако не принимать советский опыт можно и по причине неприятия социалистического госстроительства как такового. Впрочем, что точно думает на эту тему Парфёнов, неизвестно.

Хотя Парфёнов в принципе совершенно прав, что могут существовать высокие технологии, не совместимые с капитализмом. Вот только есть один нюанс — чтобы их создать и продвинуть, надо уже создать общество, свободное от власти капитала. Да, тот самый кондовый советский социализм с плановой экономикой, в рамках которого только и можно будет запустить те самые проекты по развитию новых технологий, которые могут стать технологической базой коммунизма.

Леа Руж